На твоем месте

Все совпадения имен и названий - чистая случайность, если что:)




Из всех сотрудников католической киностудии Лиля явилась для меня самым большим разочарованием. Именно потому что я к ней относилась хорошо, даже слишком.


Стройная, длинноногая, зеленоглазая, с правильными чертами лица, она могла бы быть красавицей.
Однако почему-то не стала ей. Внешние причины – это землистый цвет лица и легкая кривизна ног в неудачном месте, начисто лишавшая фигуру женственности, из-за чего Лиля практически всегда носила джинсы.
Но все это мелочи.
Важней были какие-то внутренние причины, запрятанные глубоко-глубоко. Что-то в мозгу запрещало ей быть красавицей. Что - неизвестно, Лиля слыла закрытым человеком.


В приходе она охотно выполняла любые просьбы сестер-монахинь: вырубить из снега Рождественские фигурки, сделать макет приходского буклета, декорировать детскую сценку на Пасху. Она была надежной и безотказной. «Ответственный человек» - было большими буквами написано у нее на лбу.


* * *


Невзлюбила я ее гораздо раньше, чем познакомилась с ней. Да, именно в таком порядке: сперва невзлюбила, затем полюбила и в конце концов разочаровалась. А невзлюбила вот почему.


Дело в том, что на киностудии работала некая Марина, которую все увлеченно опекали. Всей киностудией мы переживали, что она не замужем, и даже уделяли этому вопросу часть ежедневных молитв перед обедом:
«Господи, просим Тебя за все дела студии, а еще – чтобы Марина вышла замуж!» - примерно так в течение нескольких лет.


Когда у Марины появился парень Сережа, все мы обрадовались, что Господь наконец-то услышал наши молитвы. Но не успели мы Его за это возблагодарить, как Лиля отбила у Марины этого несчастного.
- Лиля случайно столкнулась с ним у меня в гостях, сказала: ах, как он похож на того польского миссионера, которого я любила! затем извинилась передо мной и увела его... – плакала Марина в монтажной.
- А что этот Сережа?
- А что он мог сделать? Она вдруг стала такой красивой...
- Лиля? Красивой?!
- Как каждая влюбленная женщина, с этим ничего не поделаешь, - всхлипывала Марина. - Но если бы я с ним чаще виделась, глядишь, у нее бы ничего не вышло. Все из-за этой студии!..


Студийная работа в те времена действительно сплошь состояла из авралов. Очередной аврал явился для Марины роковым – из-за него она потеряла парня. Мы расстроились всем коллективом. Лично я готова была убить эту Лилю. Хорошо, что я тогда не была с ней знакома.


* * *


...Кто мог тогда знать, что через пару лет Лиля выгонит своего гражданского мужа Сережу на улицу!
Я встречусь с ним, когда мы будем снимать сюжет про "кормление бомжей". Сережа, будучи в то время работником благотворительной организации, даст нам интервью после раздачи бездомным бутербродов и чая.
На мой вопрос «Как становятся бомжами?» он ответит:
- Кто как. Например, жена собрала чемоданчик и выставила из дому – вот ты и бомж! Мы вообще мало чем отличаемся от них, – и грустно улыбнется. Безвольный и бесхарактерный бомж Сережа.


Зато в это самое время Марина найдет свое счастье, не выходя из стен монастыря, в подвале которого расположена студия "Кана", а затем уведет за собой "в мир" молодого иезуита.


* * *


...С Лилей нас поселили в один номер в гостинице. Это случилось во Львове, куда группа паломников из Сибири вместе с нашей съемочной командой приехала на встречу с Папой Римским.
Сначала я довольно сухо общалась с соседкой по комнате, вспоминая о подлянке, которую она подложила Марине, однако вблизи Лиля показалась мне довольно безобидной. К тому же у нее украли деньги.
А произошло это так.
Как сейчас помню, сидим мы, паломники, в МакДональдсе. Как вдруг напротив кафе останавливается «папамобиль», из него выходит ... сам Его Святейшество Папа Иоанн Павел Второй! - и не спеша пересаживается в машину кардинала Гузара, попутно всех благословляя! "Все" - это мы, мигом побросав свои гамбургеры, высыпали к нему на пустую улицу со скоростью света.
Хорошо, что оператор Дима успел срочно выхватить камеру и снять бесценные кадры. Иначе нам бы не поверили. Обычно маршрут Папы хорошо известен, и по всей дороге его часами ждут верующие в сто рядов. Счастье, если Папа просто проедет мимо и помашет, - об этом будут рассказывать внукам и правнукам.
А тут – никого, одни мы! И все благословение наше! Бери, сколько унесешь! В этот чудесный момент у Лили и вытащили все деньги.


Все были счастливы. Даже Лиля.
- Это всего лишь деньги, – успокаивала она сама себя. - Деньги – не главное. Пусть это будет моя жертва за благодать этого паломничества.
«Настоящая христианка», - уважительно подумала я.


* * *


Когда мы переманили в киностудию дизайнершу Свету из Сибирской католической газеты, на ее место монахини порекомендовали ответственную Лилю. Весь следующий номер девушки готовили вместе, на том сдружились.
- Схватывает медленно, зато потом хорошо работает, - сказала Света. – И вообще хороший человек.
- А где работает?
- В школе, преподает рисование. Тяжело, говорит, да и денег мало. Хочет уйти, но не знает куда.
- Так, может, к нам? По совместительству с газетой?


Так мы пригласили Лилю на студию – дизайнером, монтажером.
Она пришла не сразу.
- Через два месяца я точно скажу, буду ли я у вас работать. Я хочу сначала пройти компьютерные курсы по дизайнерским программам, - сказала она.
«Вот ответственный подход к делу», - восхитилась я.


* * *


Первый сюжет, который мы вместе сделали во время ее испытательного периода, - пасхальное шествие Крестного Пути. Лиля вначале никак не врубалась в принцип, по которому нужно комбинировать видео, синхроны и музыку, но как только увидела, что их сочетание рождает нечто совершенно новое, очень мощное по воздействию, испытав настоящее потрясение, захотела этим заниматься дальше.
Я в нее очень верила.


Наш директор, священник-иезуит отец Ярослав, фотографировал очень профессионально, хоть фото подразумевал в качестве хобби. Как раз фото и было слабым местом Сибирской католической газеты. Лиля к этому времени стала горячей пропагандисткой этого издания. 
Как-то за обедом они заспорили. Отец Ярослав листал над остывающей тарелкой последний выпуск, то и дело тыча Лиле вилкой в страницы:
- Это что, композиция? Это здесь зачем? При чем тут это? – и, между нами, был совершенно прав.
А потом вдруг устал:
- Извини, что я на тебя накинулся!
- Я рада, что вам понравилось, – с приятной улыбкой отозвалась девушка. 
Мы захохотали. Ярослав обнял ее со словами:
- Спасибо тебе за твой юмор!


* * *


- Почему Лиля в последнее время грустная и все время плачет? Почему она не поехала на свой Алтай, мы же ей дали отпуск? – спросила я Свету.
- У нее неприятности. Не могу раскрывать чужие секреты.
Но Лиля сама рассказала мне обо всем.
- Меня поймали в автобусе с фальшивым проездным. Завели дело, скоро будет суд. А до суда с меня взяли подписку о невыезде. Из-за этого сорвалась моя поездка на Алтай, о которой я мечтала целый год.


Лиля уже наделала кучу глупостей: ее последние деньги пошли на взятку адвокату, который то и дело затевал какие-то сомнительные вещи. Например, он советовал на суде все свалить на мать. 
Лиля не могла думать ни о чем другом.
Я привела ее на заседание анонимной общины при католическом приходе – для проработки своей «зависимости от ситуации». Помогло: девушка перестала чувствовать себя, как перед концом света.
Мы втроем – я, Света и Лиля - регулярно молились в часовне за благоприятный исход дела. В судебные документы Лиля сунула реликвии Олимпии и Лаврентии, украинских сестер-монахинь, сосланных в Сибирь за веру, - мы о них только что сделали фильм.
- Уж эти-то долго общались с правоохранительными органами – поди заступятся, – сказала я.
И чудо произошло: дело прекратили. Суда никакого не было.


Лиля была счастлива. Улыбчивая, довольная, то и дело льнула к Свете, обнимала меня. С энтузиазмом взялась за новые проекты. Все на студии ее радовало. Училась монтировать, снимать на камеру, формировать обложки.
Она не опаздывала и не убегала раньше времени. Усидчивая, медлительная, от звонка до звонка высиживала за компьютером, постигая премудрости. Медленно, но верно. У нее не было легкости воображения и искрометности Светы, но была в ней какая-то стабильность.
Правда, в ту общину Лиля ходить перестала: видимо, не хотела раскрывать душу без необходимости, а необходимость миновала.


* * *


Лиля постепенно удивляла нас все новыми гранями своей личности.
Например, она очень любила природу, - можно сказать, через природу ощущала Бога. Даже стояла у истоков зарождения общины экологических христиан, которую попытался основать в Сибири один польский миссионер, ее давняя любовь. Но затея успехом не увенчалась – кому охота жить в глуши.
- А я бы согласилась, – говорила Лиля. – Там так красиво! И вообще там есть все для жизни, - человеку ведь не так уж много нужно. Может, еще и уеду в деревню.


Я отметила, что Лиля во время съемок интуитивно выстраивает правильную композицию кадра. Бродя с камерой по монастырскому двору, она снимала все, на что падал глаз,  - цветы, тополя, овчарку Рекса. Я увидела, что у нее к этому есть способности, ведь она, как оказалось, была еще и художницей, много лет посещала изостудию для взрослых.


Как-то нам с ней довелось снимать Пастырскую конференцию в зоне отдыха.
В самой конференции, как обычно, мало чего интересного. Как сказал один священник, "обсудив Иисуса Христа, пошли на кофеечек".
Зато на улице стояла шикарная осень, или «бабье лето». В перерывах мы с удовольствием бегали с камерой по лесу и по берегу Оби за красно-желто-зелеными пейзажами. Было фантастически красиво.
- Как мне нравится этот клен! – говорила Лиля, показывая на дерево с красными резными листьями. – Сейчас, когда листиков мало, кажется, что они зависают в воздухе, а стволики такие четкие...
- Сроду бы не обратила внимания, – изумилась я.
- Это надо заметить, – серьезно сказала Лиля. 
Она и правда как-то по-другому все видела.


На этой конференции наш епископ много говорил о грядущем юбилее – столетии новосибирской католической общины.
- Все организации должны подумать, как они могут проявить себя на этом торжестве. Вот, помню, когда была Месса освящения Кафедрального собора…
«Сейчас опять скажет, что «Кана» ничего не сняла – по гроб жизни теперь будет вспоминать!» - подумала я.
(«Ничего» - это битых два часа съемок. Однако отец Епископ все равно был разочарован "халатной" работой студии, при каждой встрече припоминая мне об этом. Почему именно мне? – да потому что я единственная уцелела из той первоначальной компании, хотя к тем съемкам не имела никакого отношения). 

- Спорим, что он сейчас скажет, что «Кана» ничего не сняла! – быстро зашептала я Лиле на ухо.
- На что?
- А есть у тебя что-нибудь вкусное?
- Конфета в пальто, - растерялась Лиля. – А почему ты так уверена, что он так скажет?
- Спорим? Скорее! А еще на апельсин с булочкой! Их дадут нам на обед, – я протянула Лиле руку.
Не успели мы разбить рукопожатие, как Владыка грозно подытожил всю свою предыдущую речь:
- …А «Кана» ничего не сняла!
И не мог понять, почему мы обе на галерке давимся от смеха.
Зато когда я столкнулась с ним в дверях, вынося с обеда полные руки проспоренных деликатесов, я радостно поблагодарила его:
- Спасибо, спасибо, отец Епископ!
- За что? – удивился Владыка.
- Вы сказали, что «Кана» ничего не сняла, и я выиграла у Лили столько вкусного! В следующий раз я поспорю с кем-нибудь на большую сумму. А вообще - мы могли бы с вами работать вместе! - и, вконец распоясавшись, я хулигански подмигнула ему.
Никогда не видела, чтобы Епископ так смеялся.
Кстати, больше я от него не слышала про «"Кана" не сняла».


* * *


Наш Епископ, фактический хозяин студии, обожал немецких бабушек. Те еще помнили поволжское благочестивое детство и огромные готические храмы вдоль берега Волги. Пережив ужас переселения, голод, смерть близких, лесоповал, но сохранив в подполье традиции веры, они вырастили кучу детей. Их оставалось все меньше и меньше. 

Мы с Лилей получили задание снять одну из них – бабу Циту, которой за девяносто лет. Для этого отец Алекс захватил нас с собой, когда на машине поехал служить в алтайское село Тальменку.

Честно говоря, я не особо верила в успех замысла. Во-первых, Лиля толком не знала камеры. Во-вторых, бабушка Цита уже сильно болела. В-третьих, ее пожилая дочь на этот день наняла мастера, чтобы обшить дом сайдингом, и ей было не до нас. Тетка не скрывала своего неудовольствия по поводу Мессы, которую монахини захотели провести прямо у бабушки в комнате. А в свою очередь я нервничала от того, что бабушкина комнатка темная, крохотная, некуда поставить камеру.
В общем, все против нас. Надежда только на чудо.


Но раз была Месса, то было и чудо. Была святая бабушка, был Иисус под видом хлеба и вина, был красивый молодой священник-немец, тоже из ссыльных, и был Святой Дух. 

Правда, когда мы записывали синхрон старушки, я ни слова не понимала, потому что все вопросы отец Алекс задавал по-немецки, и ответы соответственно были на немецком. Магнитик от микрофона вдруг провалился бабушке за шиворот черного платья, и мне пришлось самой держать микрофон на вытянутой руке около ее морщинистого лица.
«Боже, про что она так долго говорит! Я совсем не контролирую ситуацию», – переживала я, изнемогая от усталости.
А слепая бабушка все рассказывала и рассказывала про Поволжье, про ссылку. В процессе жестикуляции наткнулась на мою руку:
- Кто здесь?
- Это Ольга, - успокоил ее отец Алекс.
Баба Цита погладила меня по руке, продолжая свой рассказ. И рука перестала болеть...


Правда, нам с отцом Алексом еще придется изрядно попыхтеть над переводом. Я задним числом наконец выясню, про что говорила баба Цита: как она и ее дети голодали на поселении, побирались, болели, но ни один из них не умер. Про то, как Цита уповала на Бога, и как Господь помиловал всю семью.
Лиля сняла ее лицо крупным планом. Меня потрясли глаза, несмотря на то, что они уже не видели: в них было детское удивление и радость. Это были глаза святого счастливого человека, который не боится смерти.


Сюжет родился легко.
Сестра Мария рассказала нам, что Цита заболела еще лет тридцать назад. А было ей уже за шестьдесят.
- Кто же будет меня хоронить? Священников-то нет! – волновалась бабушка.
- ...Для нее это была прямо проблема, - рассказала монахиня. – Она думала-думала, наконец решила записать свои похороны на аудиокассету – весь обряд, все песни, все молитвы. Интересно, что она на кассете говорила о себе в третьем лице – «несут ее», «оплакивают ее». Она представляла себе это так: все родные соберутся на похороны и, включив магнитофону, пропоют вместе с ней все нужные песни!


Но случилась неприятность: в дом залезли хулиганы и кассету украли - вместе с магнитофоном, в который она была вставлена!
Тогда баба Цита записала новую кассету. Техническую помощь ей оказал внук Ваня. В конце «похорон» на кассете даже звучит бабушкин голос: «Ваня, выключай!» (Умора!)


Монахини переписали эту кассету для себя - это реликвия, такое мощное свидетельство веры.
А Цита сказала, что теперь она совсем не боится умирать, потому что сейчас много священников, и ее найдется кому похоронить без кассеты.


Фильм «Как я себя хоронила» стал первым фильмом, который я смонтировала из Лилиных съемок. Мы обе не ожидали, что он получится таким трогательным.


* * *


А все это время в «Кане» не утихала «мышиная возня» интриг.


Каждый новый пришелец был «котом в мешке». На каждого такого «кота в мешке» я, как редактор, возлагала огромные надежды. О том, что они не сбылись, становилось ясно через пару месяцев, когда этот «кот» осваивался и вылезал из «мешка». К этому времени он успевал обучиться на студии компьютерному монтажу или съемке на камере.


«Кот» теперь хотел больших денег. Или хотя бы руководящей должности. Но кем хотел руководить? Как правило, мной – надо же кому-то дело делать. «Кот» интриговал. С переменным успехом. Порой у «Кота» даже получалось взгромоздиться на какую-то придуманную им вышестоящую должность и некоторое время отчитываться моей работой. Но, как правило, недолго. В конце концов «Кот» уходил на все четыре стороны. Приходил новый.


Но вот на студии появилась Лиля, вроде бы настоящая христианка и старательный работник. Ну не чудо ли! И что, неужели «Кана» наполнилась молитвами, идеями, Святым духом, любовью?
...Стоп, стоп! Ни-че-го подобного не произошло. Мечты  остались мечтами… Весь этот гниловатый "католический" народец не столько работал, сколько интриговал, клеветал, плел заговоры... То, что происходило в «Кане» по отношению ко мне, могу назвать только одним словом – «травля». К сожалению, травля происходила с молчаливого согласия Лили.


Нет, она не проявляла специальной активности. Обыск в моем столе, распускание сплетен, провокации – это не она, это другие. Но Лиля обо всем была прекрасно осведомлена.
Так я и не поняла, в какой момент Лиля из единомышленницы и преданной ученицы превратилась в моего злейшего врага. И почему так случилось...

- Лиля, я понимаю, что у каждого из них есть своя выгода, чтобы выжить меня, но ты-то почему против? - не выдержала я как-то раз. - Мы ведь ни разу не поссорились!
- А может, мне за других обидно!
Тем не менее Лиля не гнушалась обращаться ко мне за профессиональными консультациями, параллельно наговаривая на меня начальству…
- Студия не развивается, пока ОНА здесь, – говорила Лиля. - А я хочу развиваться, поэтому останусь только тогда, если уйдет ОНА.
Мой разум отказывался это воспринимать.


* * *


Когда меня пригласили на съемки в приходы на юге России, я предложила Лиле поехать со мной в качестве оператора. Она не могла не согласиться – она сама родом с Юга, и ей предоставлялась возможность побывать в родных краях.
«Может, помиримся в дороге», - размечталась я (мне казалось, что Лиля стала жертвой какой-то дьявольской зомбификации).
В поезде Лиля постоянно переписывалась при помощи эсэмэс-сообщений по мобильнику. Ждала какой-то важной информации. И дождалась - я поняла это по торжествующему взгляду, полному ненависти, который она бросила на меня. Она уже что-то знала, чего не знала я, но мне не сказала.
«Наверное, принято какое-то решение насчет меня", - догадалась я. 
Но я тут же запретила себе об этом думать. Доделать бы дело как следует.
Мда... Мне предстояло целый месяц жить и работать с человеком, который меня ненавидит без объяснения причин...


Кстати, трудно с Лилей пришлось не только мне.
Лиля завела моду молчаливо демонстрировать священникам, принимавшим нас в своих приходах, свое неодобрение. Взрослые дяди терялись, расстраивались, как дети, пытаясь угадать, чем успели ее обидеть. 
Так, молодой настоятель Ростовского прихода даже попытался выяснить у меня, что не так. Кажется, Лиля осуждала его за то, что он не придерживался достаточно бедного, по ее мнению, образа жизни, и за излишнюю в ее понимании веселость. Так или иначе, но в один прекрасный момент ему надоело жить под домокловым мечом немой укоризны в больших глазах, и он нас обоих попросту... выпер!
Я не выдержала:
- Ты это специально людей на уши ставишь? Да рядом с тобой трудно дышать! Прекрати, не мешай мне работать, а то дома я тебе устрою такую головомойку!
Странно, но угроза подействовала: фокусы исчезли, и рабочая атмосфера восстановилась.


* * *


Кроме Ростова, мы побывали в Саратове, Таганроге, Новочеркасске, Азове и других городах и селах, и везде нас душевно принимали.
Один раз на машине со священником случайно заехали аж в Краснодарскую область, - как раз в ту станицу, где у Лили живут родственники. Несмотря на то, что мы до самого вечера мы были заняты на съемках, ей удалось с ними созвониться, - одна из местных католичек сообщила нам их номер, - и Лилиной радости не было предела.


А в Азове мы встретили Лену и Максима, героев старого сюжета, который мне когда-то довелось смонтировать. Максим – бывший наркоман, а Лена – главная активистка прихода. Мы не были знакомы лично, но при встрече бросились друг к другу, как родные. И вообще на нас в изобилии сыпались подарки судьбы в виде интересных сюжетов, чудесных людских историй, забавных ситуаций.


Между делом я заметила, что у Лили явно пошла какая-то ломка. Вначале она мучительно старалась поддерживать в себе огонек ненависти ко мне. Как вдруг,  увлекшись работой, мы стали общаться дружно и весело. Не могла она не видеть, что я реально хороший профессионал, в чем лишний раз убедилась на Юге. 
Спохватившись, взяв себя в руки, Лиля заставляла себя вернуться на прежние позиции. Наутро я снова натыкалась на полный ненависти взгляд... (Кажется, Лиля уже была в курсе, что меня скоро выгонят).


- Лиля, у нас есть два часа перерыва. Пойдешь на море?
- Нет! – легла на диван лицом к стене.
А на следующий день сама попросила:
- Ольга, возьми меня на море.
...На пляже я купалась, а Лиля все смотрела и смотрела на серо-голубую гладь Азовского моря и на безмятежное небо. Опять она видела то, чего не видела я.
- Как я хочу порисовать море! – сказала она. – У моря совсем другой цвет, чем у неба, и вообще – воду надо рисовать по-другому, чем воздух.
- А как? – заинтересовалась я.
- Этого так не объяснишь...


В Азове на молитвенном собрании священник попросил каждого из присутствующих, включая нас, поделиться мыслями по поводу Евангелия. Не помню, какое в тот раз было чтение, но мне в память почти дословно врезалось все, что сказала тогда Лиля:
- Очень трудно быть настоящей христианкой. Мешают друзья, которые ждут от тебя определенных действий. И когда я делаю так, как они хотят, мне кажется, я пропускаю что-то важное …


Вот что она сказала.
Мы вернулись в Сибирь почти примирившимися.


* * *


При первой же возможности я записалась в Лилину изостудию – уж очень мне хотелось узнать, как правильно рисовать воду и небо.
А вот из привезенных с Юга видеоматериалов я почти ничего и не успела смонтировать: в в это самое время меня выгнали из «Каны».
Зато Лиля получила мою должность...


...После этого мы столкнулись один только раз, на изостудии, где я теперь пропадала все свободное время. 
Лиля как раз заканчивала рисовать натюрморт.
- Я что, заняла твое место? – обернулась она, заметив, что я подошла.
Я кивнула: в своей группе я тоже рисовала эти горшки именно с этого ракурса. Лиля быстро сгребла мелки, освобождая для меня мольберт.
«А ведь так и есть: да, ты заняла мое место, – подумала я, доставая свою сангину. – В «Кане»...


Через год, поселившись на маленьком острове в Таиланде, на берегу океана, почти каждый день я буду рисовать морские пейзажи с натуры - небо, воду, облака, яхты. Я уже в курсе, как надо рисовать воду...
"Кстати, именно об этом мечтала Лиля, - вдруг вспомнила я. - Странно, но вроде как я тоже «заняла ее место»? Какая-то ирония судьбы..."


* * *


- ...А ты знаешь, что Лиля стихи пишет? – как-то спросил меня художник, наш учитель.
- Нет...
- Вот, почитай! Хорошие стихи, – и он, порывшись в своем художественном беспорядке, достал для меня тоненькую книжку с авторскими графическими иллюстрациями.


Да, стихи были хорошие. О горах. О любви. О Боге. Красиво.
И мне вдруг стало ее жаль. Я уже слыхала, что после моего увольнения Лиле устроили такую же травлю, как и мне…


«Как же трудно с такой душой ей будет пережить все, что она сделала мне», - подумала я.
И больше на нее не сердилась.


Ко Самуи 2009