Когда я его впервые увидела, он был послушником францисканцев. Носил коричневую сутану со средневековым капюшоном и белым веревочным поясом с узелками. Она так ему шла! В приходе его обожали – и взрослые, и старики, и дети.
В прошлой жизни Федя Козлов был профессиональным актером, поэтому в церкви ему доверяли ставить приходские спектакли на церковные праздники. Это был Театр с большой буквы, а не просто доморощенные сценки, как у монашек.
- Я принимаю в спектакль всех желающих, - обещал он. - Если у кого-то плохо получается, я упрощаю для него роль, но он у меня будет играть.
И действительно, беспризорники из приходской столовой, хамоватые подростки, выжившие из ума старушки, бомжеватые мужики, – весь этот сброд играл у него просто профессионально.
Помню, после Пасхальной Мессы мы с подругой остались на спектакль. Он был вроде как о религиозных преследованиях, что нас не очень порадовало. Начали смотреть без особого удовольствия.
Уже через пять минут мы забыли, что это всего лишь приходская постановка. Избитая тема преследования была раскрыта правдиво и естественно.
Один подросток исполнял роль кэгэбэшника. Застенчивый и безалаберный по жизни, вдруг сыграл сильно и уверенно. Характер палача был вылеплен точно, без единого фальшивого слова и жеста. Так же скупо и верно прожили свои роли женщина и даже маленькая девочка, якобы арестованные за веру. Во всем чувствовался нешуточный профессионализм и великолепный вкус режиссера.
Мы вышли, потрясенные зрелищем. Браво, Федя!
* * *
В ТЮЗе, где Федя работал до монастыря, он играл Иван-Царевича в детской сказке. Правильные черты, лучистые светлые глаза делали лицо открытым и располагающим. Когда он улыбался, обнажалась его верхняя десна, и это выглядело очень мило, по-детски. Высокий, полный, круглолицый, - в общем, Иван-Царевич как он есть!
Но присутствовала в его внешности некая неправильность: на лице не росла борода, а голос оставался юношеским, и тембр этот с годами не менялся. Невероятное обаяние личности, только совсем не мужское. Вечный юноша.
Дети были от него без ума.
- Господа, мы так не договаривались, – мягко корил их Федор, сидя на корточках возле церковной двери. – Я раздал вам роли, а вы не пришли на репетицию!
- Федя, Федя! – уговаривали его мелкие девчонки и пацаны, обняв со всех сторон.
- Нет, господа, так не пойдет, – изо всех сил сопротивлялся Федор.
- Ну Федя!
- Ладно, господа, в последний раз прощаю. Живо на репетицию!
И счастливые «господа» неслись в подвал, где было сооружено подобие сцены.
* * *
Смотреть репетицию было даже интереснее, чем сам спектакль. Федя играл сразу все роли, репетируя с каждым персонажем по очереди, находя ключик к каждому образу и в нескольких словах доступно передавая его суть. Иудой был парнишка, который постоянно глупо улыбался.
- Дима, ты когда-нибудь видел дистрибьютера? «Купите эту куклу за тысячу рублей, и в придачу получите свисток бесплатно», - импровизировал Федя, преображаясь в наглого бессовестного торговца. – Пусть твой Иуда будет таким же! – и, заглядывая в лицо Иисусу, Федя от имени Иуды алчно приставал:
- Учитель, зачем ты исцеляешь этих нищих? Что с них взять! В соседнем селе заболел богатый человек, пойдем к нему – он заплатит нам хорошие деньги за свое исцеление! - и улыбчивому пареньку: - Теперь сам.
Парень на глазах преображался в хитрого прохиндея.
- Прокаженные и больные, пошли! – Федя дал отмашку, и из тьмы зала на сцену медленно и скорбно выдвинулись «господа» во главе с бабой Катей. На шее у нее звенел колокольчик, как у исторической прокаженной. Феде не понравился колокольчик.
- Стоп, стоп, стоп! Больше похоже на козу... Колокольчик надо снять.
Следующий дубль попробовали без колокольчика.
Федя самолично сыграл Апостола Петра. Ну как тут и был!
«Эх, нам бы такого Апостола да на киностудию», - мечтала я.
Но Федора отправили в новициат в Казахстан, затем отослали в Польшу.
* * *
Прошло несколько лет. Приехал на Пасху в Новосибирск из Польши, Федор тут же приступил к постановке Крестного пути. Это такие игровые костюмированные шествия на Страстную Пятницу, весьма распространенные в Польше.
- Народ там все принимает за чистую монету, представляете. Иуду могут запросто побить после представления, - рассказывал нам Федя. - А за Иисусом бабушки собирают землю, по которой он ступал, чтобы потом посадить в нее цветы, и иногда дерутся из-за таких "следов"!
- Ха-ха! Да что ты!
- Федя, мы поснимаем репетицию и сам спектакль, хорошо? - напросились мы от киностудии.
Во время уличных репетиций окрестные пацаны залезли было на церковную ограду поглазеть, как Федя их тут же завербовал в спектакль. Те у него быстро вошли в роли солдат, котоые якобы сопровождали Иисуса на казнь.
Иуду на этот раз у Феди играл аж мусульманин, беженец из Узбекистана.
Симоном Киринеянином, который помогал Иисусу нести крест, стал пожилой бомж из приюта Сестер Матери Терезы. Он же изготовил плащаницу. Сначала написал лик Иисуса черным углем на белой простыне, передумал и нарисовал красной тушью, будто кровью. Но первый вариант получился удачнее.
Вечером в подвале Федя показал нам "терновый венец", который сестра Мария сплела из боярышника. Вышло очень всамделишно: изогнутые ветки с огромными шипами. С внутренней стороны венец проклеен тонкой поролоновой губкой.
- Перед спектаклем мы пропитаем ее красной краской, и у Иисуса на лбу выступят капли крови, – Федя предусмотрел все детали.
Он знал, кого просить помочь. Брат Джованни, талантливый художник, наделал ему классные шлемы для римских солдат и оклеил их золотой бумагой.
- Вот видите – печать легионеров, – показал Федя. Затем подкинул холщевый мешочек, затянутый веревкой:
- Деньги для Иуды!
В мешке зазвенело. И все-то у него было настоящим!
Прихожане, между которыми он распределил все четырнадцать стояний, сами подготовили свои тексты и наполнили их собственными переживаниями. Одна девушка даже написала стихи.
На спектакль Федя привел профессионального трубача. Возглас трубы в церковном дворе ознаменовал начало действа.
Никогда не видела более эмоционального и трогательного Крестного пути.
- Федя, давай запишем с тобой синхрон, - подошла я после репетиции. - Ответишь нам на несколько вопросов.
Как хорошо работать с профессиональным актером – не ломается, не пугается камеры.
- Федор, что для тебя лично означает Крестный путь Иисуса?
- В каждом стоянии мне лично есть о чем поразмыслить, в каждом есть какой-то призыв и для меня…
- Федя, какие роли ты любил играть в бытность свою актером?
- Почему-то отрицательные играть интереснее. А положительные – что… Иван – он и есть Иван! Вышел – и все… Играть нечего.
- А все-таки почему ты решил стать священником?
- Бывают попы, а бывают батюшки. Я бы хотел стать для людей батюшкой! – и так замечательно улыбнулся...
* * *
- Да, ну и дела! – сказал брат Дамиан, директор нашей киностудии, положив телефонную трубку. – Иисус ушел из церкви, а Иуда крестился…
- Чего-о? - я подумала, что Пан директор сошел с ума.
- Только что разговаривал с Федей, он рассказал мне последние новости. Актер, который играл на Пасху Иисуса, больше не ходит в церковь, зато узбекский Иуда крестился в нашем храме на улице Мира!
- Вон оно что! Так ты еще не все знаешь: маленькая девочка, которая когда-то блестяще дебютировала в пьесе про преследования, подросла и стала проституткой...
Во как. Но даже это еще не все: не успела я приступить к монтажу Крестного пути, как стало известно, что Федора выгнали из монастыря францисканцев.
* * *
Говорят, он уехал обратно в свой Павлодар. Говорят, с месяц пил. Когда снова объявился в Новосибирске, я начала теребить директора:
- Возьми Федора на работу! Он такой талантливый.
Пока Дамиан раздумывал, Федя уже нашел себе работу: в благотворительной организации требовался сотрудник для работы с бомжами. Федя снова работал с беспризорными, только это уже был не театр.
Забегая к нам в гости на киностудию, он развлекал нас байками из жизни бездомных.
- Приходил ко мне один. Обманывал цыган. Это была его статья дохода.
- Как?!
- А вот как: якобы хотел купить куртку. Цыганка отгоняла его, а он ей: я могу и деньги показать. Сколько стоит? Три тысячи? А у меня – вот, целых пять! Показывал ей, потом клал деньги в карман. Цыганка разрешала померить. Давай, говорит, пальтишко подержу! А ему того и надо было! Отдавал ей пальтишко и надевал куртку. Цыганка, конечно, удирала с этим пальтишком. Только денег там никаких не было: в кармане была дырка, сквозь которую он совал деньги себе в штаны!
Интересно, что цыгане сами его поймали и привели в милицию. Но он сказал, что посадили не его, а цыган, ведь это они у него своровали пальто!
- А чего же он к тебе ходит за бутербродами со шпротным паштетом, если у него такие деньги?
- Во-первых, это «кукла»: настоящих там только две тысячи – первая и последняя. Во-вторых, он говорит, что эти деньги он никогда не проест: они же для «работы».
Федя с жаром взялся за новое дело. Не брезговал самым грязным пьяницей. Вызволял у врачей ребенка уличной девчонки, которого, по его словам, хотели «продать на органы». (Правда, после вызволения мамаша все равно бросила сына). У каких-то бизнесменов выпросил целый грузовик неликвидной обуви - для сиротского приюта.
А потом женился.
Она была замдиректора благотворительной организации. Высокая породистая блондинка, истинная арийка со строгим выражением лица. Странная получилась пара: Иван-Царевич и Замдиректора.
Они поселились в ее наследном немецком домике в частном секторе, завели трех кошек, прикормили собачку, посадили огородик. Ходили по воскресеньям в церковь на улице Мира.
В Рождественском спектакле про ангелов Замдиректора играла роль Сатаны.
Она вываливалась из-за занавески со страшным криком, и это было весьма эффектно: в первый раз вся съемочная группа на репетиции, как один, испытала настоящий шок. Сверху пнула ногой в черном чулке Бесенка ( им была маленькая кудрявая Света) в затылок и заорала:
- Пошел вон! Чтоб исполнил мое приказание, не то я тебя!..
Вроде как ярость ей полагалась по роли.
- Очень хорошо, эти командные нотки надо сохранить, - Федора все устраивало.
Он вообще предпочитал отрицательные роли.
* * *
Я все чаще находила Федора непривычно грустным. Во-первых, он устал от бомжей. Неблагодарная это работа. Сколько не корми их бутербродиками, они все равно на тебя волком смотрят, а отвернешься, побьют, - и такое случилось.
Во-вторых, не сбылись надежды Федора на повышение в должности.
- Я же мужик, для меня карьера имеет большое значение. У нас как раз Эльвира уезжает в Германию, освобождается место, надеюсь, возьмут меня, – поделился он со мной.
Взяли другого. Федя решил уйти.
- А ты иди к нам. Ты же артист! – уговаривала я.
- Сколько у вас платят? – трезво осведомлялся он.
Это был больной вопрос: у нас платили мало.
Видимо, у Федора не было пока на примете других вариантов, и он согласился. Без особого энтузиазма.
Так и работал без особого энтузиазма.
Казалось бы, вся киностудия к твоим услугам - самовыражайся, сколько хочешь. Осваивай новое интересное дело – снимай фильмы, режиссируй передачи, пиши сценарии. Удивительно, но его искрометная фантазия, которая таким щедрым потоком изливалась из него в приходских спектаклях, – совершенно бескорыстно, между прочим! – на киностудии бесследно пропала.
Он в основном сидел в интернете и куда-то звонил по телефону.
И только за тарелкой супа он выдавал байку за байкой, и обеденное шоу частенько выходило за пределы перерыва.
Как вдруг Федя неожиданно уволился.
Оказалось, все это время он искал себе работу. Нашел – продвигать майонез «Лука». То ли дистрибьютер, то ли мерчендайзер, что-то в этом роде. Ему пообещали на одну тысячу рублей больше, чем у нас. Не Бог весть, зато рядом с домом.
* * *
Отряд, как говорится, не заметил потери бойца. Заменить Федора оказалось подозрительно легко - потому что он, как выяснилось, ничего не делал.
Я немного обиделась на него. Назло ему не смеялась над еврейскими анекдотами, которые он пытался мне рассказать, когда забегал в «Кану».
Иногда он приносил майонез в подарок.
- Раз наш Федя раскручивает майонез «Лука», давайте его поддержим: будем покупать этот продукт, – предложил кто-то из сотрудников.
- Федю сложно поддерживать: это самый невкусный майонез из всех, его делают без яиц, – сказал Стас, который обычно готовил обед.
* * *
А у нас за это время сменилось несколько директоров. Наконец, «Кану» возглавил один американский иезуит. Просматривая продукцию, он наткнулся на Крестный путь.
- О, я хочу поговорить с этим парнем! Может, он вернется к нам?
- Я тебя помню, - сказал он Федору за чаем, когда тот зашел в гости в «Кану». – Ты давал свидетельство на встрече священников. Искал корову, а нашел Бога!
- Какая корова? – заинтересовалась я.
- Да я в деревне пастухом работал, и у меня пропала корова. Я ходил, звал, у всех спрашивал. Встретил человека, спросил про корову, он оказался католическим священником. Пригласил меня в гости, и я стал ходить в церковь. Потом поступил в монастырь.
- А корова? Нашел?
- Нет...
- Главное, что он нашел Бога, – поучительно сказал священник. – Бог важнее коровы.
- Федя, - спросила я наедине. – А все-таки почему ты покинул монастырь?
- А, интриги, настоятель сволочь, все подлизывались, а я не стал. Отправили меня на каникулы, а потом сообщили, чтобы я больше не приезжал…
...Так состоялось второе пришествие Федора в «Кану».
Мне показалось, что на сей раз он с куда большим желанием принялся работать. Охотно учился у меня монтажу, разрабатывал передачу для детей.
Нам срочно требовался редактор телевизионного эфира. Пока некому было, эту работу по совместительству выполняла я. Но директор хотел меня разгрузить.
Беда в том, что он уже наобещал эту должность одной даме с радио, женщине скользкой и ленивой, а потом пригласил Федю.
Пара месяцев у претендентов ушла на борьбу за место под солнцем. Федя победил - дама покинула студию. Федор стал редактором эфира.
Казалось бы, работай – не хочу...
Но случилось вот что: эфир закрыли. Редактор эфира автоматически перестал быть редактором.
* * *
После театрального института первой серьезной ролью Федора в театре явилась роль Луки в пьесе Горького «На дне».
- Ее вообще-то играл один из ведущих актеров театра. Я ходил на все репетиции, чтобы смотреть на его игру. Но у актера была одна слабость - поддавал. Перед премьерой накануне у него случился запой. Режиссер был в панике – кем заменить? И тут я вышел и сказал, что знаю эту роль. И с успехом сыграл в премьере! - это была одна из Фединых историй, рассказанных за обедом.
Мне показалось тогда, что он чего-то не договаривает…
И вообще, некоторые вещи, которые он устраивал, выглядели сомнительно с христианской точки зрения.
Например, за очередным обедом вдруг он «под секретом» поведал нам о том, что один священник живет с поварихой, содержит ее на приходские деньги и даже собирается купить шикарную машину.
- Это так и есть! А иначе на какие бы деньги ее мать вставила пластиковые окна? – доказывал Федор.
Он негодовал, рвался сделать передачу о том, как жируют католические священники в России.
(Кажется, именно этот священник дал отвод Феде, когда из польского монастыря затребовали характеристику. Подозрительное совпадение...)
* * *
На Пасху Федя снова ставил в приходе Крестный путь.
Какое же разительное отличие от того, первого спектакля: небо и земля! Напыщенные тексты, пафосные лица, основной чтец-декламатор – Замдиректора.
Я не узнавала Федю. Он больше не выглядел лучезарным талантливым юношей. Он заматерел и превратился в циничного жлоба. Взгляд стал жестким, завистливым. Но ведь было же...
...Дальше - больше. Хоть не вспоминай.
Поскольку руководящих мест не осталось, кроме должности редактора Католического видеожурнала, которую занимала я, весь свой богатый опыт театральной интриги Федор обрушил на меня.
То, что он устроил мне, тоже можно считать спектаклем. Режиссура оказалась на высоте. Сотрудники как-то сразу стали послушными марионетками в его полных руках.
...Я слишком долго ничего не замечала. Когда у меня пропало письмо из стола, я меньше всего подумала на Федора. Я даже пожаловалась ему, и он очень правдоподобно посочувствовал.
Дело в том, что наш отец Ярослав попросил меня, как исполнительного директора, изложить письменно и прислать по электронной почте свои соображения о состоянии дел в студии. Я написала все, что думала: про бесконтрольность, про безответственность, про злоупотребления, которые царят в студии из-за его попустительства, и один напечатанный экземпляр на всякий случай оставила себе.
Содержание украденного письма было предано огласке, а я подвергнута всеобщему осуждению.
«И никому не пришло в голову, что ворованное письмо вообще не подлежит обсуждению», - удивлялась я про себя.
И все-таки кто же его украл?
Ответ мне приснился ночью: Федя.
Проснулась – и прозрела.
А Федя ставил в «Кане» все новые и новые сцены, провоцировал острые ситуации, за кулисами настраивал людей. Одному шепнул, что якобы я получаю слишком много денег. Другому – что "у нее дом двухэтажный". Третьему – что "у нее дочка по кабакам поет". У каждого есть свои чувствительные места, - этот парень слишком хорошо чувствовал людей. Он придумал многоходовую игру, и каждому определил в ней свою роль. Развязка была лишь делом времени.
К лету отец Ярослав, не в силах разрешить противоречия, подал в отставку. Епископ созвал общее собрание студии. Феде того и надо было.
...Интересно, что на собрании в курии Федя почти ничего не говорил, ведь обычно в своих пьесах он не играл. Играли другие, и неплохо играли. Брали слово по сценарной последовательности, не перебивая друг друга. Каждое выступление стояло на своем драматургическом месте, а в кульминации даже мне самой хотелось аплодировать. Я была обречена.
Правда, меня на этот раз не выгнали. Поменяли директора - безвольного на истеричного. Ну, такого-то обработать для Феди было делом техники. Он сделал это.
* * *
Через полгода этот директор сам публично признается, что ошибся – для пользы дела лучше было бы уволить всех остальных. Но студию «Кана» к тому времени уже прикроют.
Новосибирск 2009
Комментариев нет:
Отправить комментарий